В. И. Шабалин доктор экономических наук, главный научный сотрудник идв ран, Чрезвычайный и Полномочный Посол ( в отставке) материал к интервью

Скачать 1.02 Mb.

страница	4/7
Дата	14.10.2012
Размер	1.02 Mb.
Тип	Документы

1 2 3 4 5 6 7

рационально китаизируют, «национализируют» то, что приходит к ним с других концов света. За тысячу лет с этнической карты страны исчезли десятки крупных этносов, многое переплавлено в едином котле. Китаецентризм обусловил политику, практику, идеологию и концепцию китаизации чужеродного, «переваривания» и поглощения. Это испытали такие народы, как кидани, бохайцы, чжурчжэни, маньчжуры, религии (буддизм), социальные учения. В начале ХХ века западные либеральные идеи модернизма и популистские идеи социализма были переработаны, китаизированы и слились в политическую доктрину Сунь Ятсена. Приспособлен к условиям страны, китаизирован и марксизм-ленинизм. Китайская цивилизация оказалась самодостаточной, пронесла себя через тысячелетия, продемонстрировала жизнестойкость, способность, впитывая и поглощая чужеземное, консолидироваться и сохранять свою «особенность».

Я полагаю, что без уважительного отношения и понимания этих важных черт китайского менталитета вряд ли может сформироваться китаевед, всесторонне воспринимающий Китай. Этот урок может быть усвоен только в Китае, а не за столом в московской библиотеке.

Колоссальный исторический и культурный фундамент великой многотысячелетней империи, покорившей окрестные территории, являвшейся колыбелью древнейшей цивилизации, дает китайцам, во-первых, основания для национальной гордости, рождает настроения исторического превосходства, чувство самоутверждения и «особенности» Китая; во-вторых, служит базой страстного желания возродить былое могущество страны, особенно после десятилетий полуколониального гонения в конце XIX и начале ХХ века под гнетом империалистических, иностранных государств; наконец, порождает надежды на «возвышение» Китая, на геополитический реванш, которые сделают его первой державой на земле. Эта триада, в конечном счете, и является, пожалуй, главным компонентом китайского менталитета, основой общественного мировоззрения.

* * *

В конце 1967 г. после возвращения из Китая меня приняли референтом в отдел ЦК КПСС по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран, в сектор Китая, где я проработал четыре года. Это был период завершения разбойной фазы «культурной революции» в КНР и наивысшего обострения советско-китайских отношений.

Отдел ЦК представлял собою центр, где в комплексе сходились государственные, политические и экономические, идеологические и организационные, другие линии международной деятельности страны. Аппарат отдела выступал как рабочий орган селекции, согласования интересов различных ведомств и выработки надведомственной государственной линии. Правда, во взаимосвязях с Китаем идеологический привкус был довольно сильным. КПК – такая же партия во власти, как и КПСС, и обе прикрывали государственные интересы идеологической пудрой, социалистической и марксистской фразеологией. Видимо, не в большей степени, чем прикрывают США свои гегемонистские, своекорыстные интересы идеологией всеобщей демократии.

От нас требовалось прежде всего определение политической сути проблемы или явления, а не их места в марксизме-ленинизме. Фактически в отделе ЦК КПСС мы партийной работой не занимались, а совместно с другими ведомствами разрабатывали основы оценок и предложений, касающихся в конечном итоге государственных отношений Советского Союза с КНР.

Мне вновь повезло. Коллектив наш был дружным, работоспособным, многое строилось на взаимовыручке. Это был творческий мир любознательных людей, я бы сказал, оперативный научно-исследовательский центр китаеведов, результаты работы которого были востребованы, предназначались не для «грызущей критики мышей», а касались реальных жгучих проблем, главное – делались, как мы считали, во имя интересов государства. Я мог бы привести примеры того, как в аппарате ЦК КПСС служили выдающиеся интеллектуалы, но будет вернее и понятнее, если изложу сухую справку о китаистах, с которыми пришлось работать много лет.

В международных отделах ЦК КПСС (наш отдел, отдел по связям с компартиями капиталистических и развивающихся стран, отдел информации и отдел загранкадров) насчитывалось 17 китаистов. Все профессионалы, имели опыт практической работы в различных ведомствах, служили или учились в Китае, знали китайский язык. Среди них было 4 доктора и 7 кандидатов наук. Из этой группы до и после ликвидации КПСС вышли 6 послов СССР и РФ, представлявших нашу страну в 9 государствах, 2 старших советника МИД, 2 заместителя министра иностранных дел Российской Федерации – А.И.Денисов и С.С.Разов (оба кандидаты наук) и, наконец, академик РАН. Большинство из тех, кто по возрасту отошел от оперативной политической деятельности, стали ведущими сотрудниками научно-исследовательских институтов. Мои товарищи по работе в отделе ЦК, специалисты от древнекитайской философии до современных проблем глобализации, к настоящему времени опубликовали более 60 книг, не считая брошюр и сотен статей.

О китаеведении в период обострения отношений между СССР и КНР написано немного. Может даже сложиться впечатление, что это был период застоя в этой сфере. Понятно, что китаеведение – как и изучение Советского Союза в КНР – длительное время было в значительной мере подчинено задачам политического противостояния двух государств. Отличительной чертой момента было то, что по существу решающее влияние на научно-исследовательскую работу по Китаю оказывала не Академия наук СССР, а отдел ЦК КПСС. В своеобразной и сложной обстановке советско-китайского раскола китаеведение в СССР активно развивалось, хотя порою однобоко и противоречиво. Главное, на мой взгляд, состояло в том, что это развитие было нацелено на перспективу сотрудничества с великим соседом – Китаем.

В это время сформировалось несколько не имевших порою достаточно четких границ групп китаеведов.

Можно выделить ведущую группу ученых, которые оказывали в той или иной мере влияние на политику СССР не только путем предоставления систематизированной информации для ЦК КПСС, но и формируя предложения о нашей тактике для руководства страны. Сюда входили С.Тихвинский, О.Рахманин, М.Капица, М.Титаренко, Б.Кулик и еще несколько человек. «Их влияние проистекало не только из того, что многие из них занимали высокие посты в партийно-административном аппарате и в академических учреждениях, но и благодаря их интеллектуальному потенциалу», - отмечал один из американских исследователей советского китаеведения.

Другую группу ученых составляли сотрудники Института Дальнего Востока АН СССР во главе с М.Сладковским. По преимуществу они обслуживали политическую линию Советского Союза в отношении Китая. Здесь в основном собрались активные ученые, которых отличало наличие практического опыта.

Многих я знал близко по совместной работе. Добрые воспоминания сохранились о сотрудничестве в эти сложные времена с Г.В.Астафьевым – «аксакалом» советского китаеведения. С В.Акимовым, И.Коркуновым, Е.Коноваловым, В.Потаповым я трудился в редколлегиях по выпуску ряда крупных книг по экономике Китая. Вместе с докторами наук Л.М.Гудошниковым, В.Ф.Сорокиным, С.А.Манежевым работал на конференциях Европейской ассоциации китаеведов.

Определенной автономии в исследовании Китая придерживался Институт востоковедения АН СССР, а также видные китаеведы Л.Делюсин, В.Гельбрас, А.Меликсетов и др., не связанные непосредственно с практикой политических отношений СССР и КНР. Институт востоковедения сосредоточился в основном на изучении проблем истории и культуры Китая, проводил научные конференции «Традиции, государство и общество в Китае». В институте работали известные ученые Л.Васильев, А.Бокщанин, О.Непомнин, Л.Эйдлин, редкие специалисты со знанием старокитайского языка. Под руководством профессора И.Ошанина велась подготовка пятитомного Большого китайско-русского словаря.

Группа китаеведов работала в Ленинградском отделении Института востоковедения. Они в основном изучали древнюю и средневековую историю, философию и филологию на базе фундаментального собрания китайской литературы (рукописные памятники буддийской культуры, литературы и документы из пещер Дуньхуана, тибетские рукописи и ксилографы, памятники тангутского и киданьского письма).

Подготовкой китаеведов и исследованием проблем Китая занимались в Институте стран Азии и Африки при МГУ, МГИМО МИД СССР, некоторых других НИИ в Москве, а также Восточный факультет Санкт-Петербургского университета (профессора Е.Серебряков, Н.Спешнев) и ряд институтов и научных центров во Владивостоке, Хабаровске, других городах.

Руководство отдела ЦК КПСС стремилось привлечь потенциал науки прежде всего для создания более основательной базы знаний о Китае. Правда, кое-кто мечтал построить китаеведов в одну колонну, чтобы обеспечить единообразие политической платформы, не допустить идеологической смуты с китайского угла. В этих целях проводились Всесоюзные конференции китаеведов и другие многолюдные совещания, на которых в выступлениях вице-президента АН СССР П.Федосеева, О.Рахманина, М.Капицы, М.Сладковского излагались партийно-политические требования к китаеведению.

Основная часть подготовленных к публикации книг и статей по Китаю (порой пустых и никчемных) направлялась в отделы ЦК КПСС «для просмотра». Приходилось прочитывать массу материалов, готовиться к выступлениям, вникать в существо научных проблем. Это было хлопотно, но интересно. Общение с учеными, интеллектуалами, как правило, людьми своеобразными, с широким кругозором, освежало мозги.

Сотрудники аппарата ЦК, имевшие научные степени и звания, входили на общественных началах в состав редколлегий, ученых советов и т.д. К примеру, я был членом Ученого совета ИДВ АН СССР, редколлегии журнала «Проблемы Дальнего Востока», редколлегии ежегодника «Китайская Народная Республика», членом правления и президиума Всесоюзной ассоциации китаеведов, входил в Бюро совета АН СССР по проблемам зарубежного Дальнего Востока, в состав проблемной комиссии АН СССР «Обобщение опыта строительства социализма в странах содружества».

Хотел бы особенно подчеркнуть следующие моменты.

Что касается публикаций в период жаркой полемики, то следует иметь в виду, что в работах этого периода, отражавших ситуацию раскола между СССР и КНР, нет «антикитайщины», унижения Китая и его великого народа, отрицания возможностей нормализации связей СССР и КНР. Могу сказать, что в наиболее острые моменты именно отдел ЦК КПСС выступил против попыток ретивых журналистов отлучить КНР от социализма – речь идет не о научном содержании этой категории в применении к Китаю (здесь могут быть дискуссии), а о политической стратегии. Если бы мы заклеймили КНР как страну несоциалистическую, это создало бы еще один завал на пути нормализации отношений. Я не идеализирую отмеченные публикации, но в них осуждались волюнтаризм, субъективизм, великодержавные устремления, репрессии и т.п. – на 90% эта критика совпала с официальными оценками событий китайским руководством, пришедшим к власти после «культурной революции», и общественным мнением КНР. И еще один момент, о котором ранее было мало сказано: критика маоизма в его одиозных формах по существу совпадала также с критикой порочных черт сталинизма, являлась бумерангом, который, возвращаясь, ударял по волюнтаризму в СССР.

Следует не забывать, что заметно возросло число публикаций – особенно книг – по весьма широкому кругу проблем. В два раза увеличилась численность научных работников. Критический настрой и аналитический подход позволили заглянуть в такие глубины китайской действительности и поднять такие пласты общественной жизни КНР, которые были недоступны и неведомы ранее. По предложению отдела ЦК были приняты, по моим подсчетам, более 15 решений ЦК КПСС, направленных на укрепление материально-технической базы китаеведения, расширение и углубление научных исследований, подготовку кадров.

В 1966 г. был создан Институт Дальнего Востока Академии наук СССР, призванный систематически вести исследования по важнейшим проблемам современного Китая, разрабатывать рекомендации по актуальным вопросам советско-китайских отношений. Началось издание журнала «Проблемы Дальнего Востока», который с 1972 г. выходил ежеквартально тиражом в 20,5 тыс. экземпляров. В большинстве научно-исследовательских институтов, занимавшихся международной тематикой, создавались группы по изучению отдельных аспектов китайской проблемы. На базе Института восточных языков был создан Институт стран Азии и Африки при МГУ (ИСАА). Расширен прием в аспирантуру высших учебных заведений и научных учреждений АН СССР по проблемам Китая до 50 человек в год, организована стажировка китаеведов за рубежом. Воссозданы китайские отделения в Иркутском, Казанском, Казахском, Киевском, Якутском госуниверситетах. Возобновил работу центр по изучению Китая на Дальнем Востоке, налажена подготовка кадров китаистов в Приморье. Организовано издание серии научных бюллетеней, в том числе по вопросам науки и техники КНР. Приступил к работе вновь образованный Научный совет Академии наук СССР по проблемам зарубежного Дальнего Востока.

Впервые крупные мероприятия были осуществлены по сотрудничеству с зарубежным китаеведением. В 1976 г. была создана и регулярно функционировала Международная научная комиссия по актуальным проблемам Дальнего Востока и современным проблемам Китая с участием китаеведческих центров СССР, НРБ, ВНР, ГДР, МНР, ПНР, ЧССР и Кубы. Она проводила совместные исследования, конференции и симпозиумы. С 1967 г. в системе «Интеркит» (Интернациональное китаеведение) наладилось сотрудничество с партийными работниками, занимающимися проблемами КНР, и учеными-китаеведами указанных стран. Советские китаеведческие центры и работающие в них китаеведы стали принимать активное участие в научных конференциях в странах Запада. Институт Дальнего Востока в 1976 г. вступил в качестве коллективного члена в Европейскую ассоциацию китаеведов. Советские ученые вошли в руководящие и рабочие органы ассоциации.

Таким образом, удалось поднять китаеведение на государственный уровень, преодолеть критическую ситуацию с изучением Китая, которая сложилась к концу 1950-х годов, когда в СССР был закрыт академический Институт китаеведения, ослаблена подготовка китаеведческих кадров, сокращено издание литературы по Китаю. Если бы не меры по укреплению китаеведения, осуществленные в 1960-1970-х годах, оно вряд ли выдержало удары «демократических» волн 1990-х годов.

В развитии китаеведения оставалось немало нерешенных проблем, оно отставало от организационного и материального уровня китаеведения Запада. Отставало наше китаеведение и от уровня изучения Советского Союза в КНР, где в середине 1980-х годов насчитывалось свыше 40 специальных советологических центров, не считая групп в других организациях, 50 вузов, где изучался русский язык и СССР, и более 10 всекитайских обществ по изучению Советского Союза. Многое еще предстояло сделать. Новый удар по российскому китаеведению был нанесен в 1990-х годах.

* * *

В конце 1971 г. я был назначен консультантом отдела ЦК КПСС по экономическим вопросам. Группа консультантов занималась по преимуществу анализом и обобщением основных тенденций экономического сотрудничества СССР с социалистическими странами. В 1970-х годах одной из наиболее актуальных международных проблем стала проблема так называемого «Нового международного экономического порядка» (НМЭП). Это был комплекс идей и крупных мер, выдвинутых развивающимися странами – свыше 2/3 государств планеты - и направленных на существенное преобразование мировой внешнеэкономической сферы в интересах прежде всего именно данной группы государств. Предложения развивающихся стран касались коренной перестройки торговли сырьевыми товарами (80% экспорта развивающихся стран), отмены преград на пути экспорта готовых изделий, обеспечения притока валюты и финансовой помощи, списания долгов, передачи технологий и т.п.

Ни одно крупное международное совещание с участием развивающихся стран не обходилось без политических баталий вокруг НМЭП. Мне поручили заниматься вопросами экономических взаимоотношений социалистических государств с развивающимися странами. Казалось, китайская тематика будет уходить для меня на задний план. Однако КНР, которая причисляла себя к развивающимся странам, «третьему миру», активно вторгалась в проблемы НМЭП, а мне приходилось «идти на двух ногах»: заниматься отношениями стран – членов СЭВ с развивающимися государствами и, соответственно, проблемами отношений с КНР в этой связи.

Проблемы НМЭП привлекли пристальное внимание западных политических, научных и общественных кругов. Изучением этих проблем занимались, в частности, «Римский клуб», «Фонд Хаммаршельда», Мировой банк и другие международные организации. В орбиту действий по установлению НМЭП были втянуты государства СЭВ, и я работал над документами, главным образом, с точки зрения определения общего подхода этих государств. В Москве, Варшаве, Берлине, Праге на совещаниях заместителей министров внешней торговли, международных форумах ученых участвовал в поисках взаимоприемлемых позиций по вопросам НМЭП, в разработке совместных действий государств СЭВ во внешнеэкономической сфере. Ученые социалистических стран подготовили обширный доклад «Позиция стран – членов СЭВ по проблеме перестройки международных экономических отношений» (проект «Звезда»). Я работал в составе советских экспертов в Варшаве вместе с будущими академиками Богомоловым О.Т. и Шмелевым Н.П. Мы стремились «вписать» СССР, вместе с ним СЭВ и входящие в него страны, в мировое хозяйство.

Надо сказать, что сотрудники международных отделов ЦК КПСС нередко входили в состав экономических, общественных, научных и других делегаций, выезжающих за рубеж, получали паспорт ученого, общественного деятеля, экономиста и т.п. Я участвовал в десятках таких делегаций, большинство которых так или иначе занимались проблемами КНР и советско-китайских отношений. Так, уже в 1969 г. в составе советской делегации был в Берлине на Всемирной ассамблее мира. Движение сторонников мира существовало во многих странах, оказывало влияние на международную жизнь. В столице ГДР собрались 1100 делегатов от 101 страны, 56 международных и 320 национальных организаций. Массовое движение за сохранение мира и разоружение объединяло тогда разнородные и нередко аморфные политические силы пацифистов на внеклассовой основе, однако действовало под патронажем коммунистических и рабочих партий, прежде всего КПСС, и имело в целом антиимпериалистический характер, в частности, осуждало США за интервенции в Корее, Вьетнаме, на Кубе. Китайская делегация от участия в ассамблее отказалась. Проблема Китая затрагивалась основательно в выступлении известного в то время священника из Канады, доктора теологии Дж. Эндикотта. Он был членом Всемирного совета мира, лауреатом Международной сталинской премии «За укрепление мира между народами». Эндикотт говорил о величии Китая, о «недалеком уме» тех, кто пытается его изолировать, намекая на Советский Союз и США. Я с ним встретился. Эндикотт более 20 лет был миссионером в Китае, хорошо знал эту страну, язык, культуру. Мы беседовали о советско-китайских отношениях, затем разговор перекинулся на глобальные проблемы китайской цивилизации. Эндикотт высоко оценивал устойчивость, жизнеспособность, «агрессивность китайской цивилизации» и делал вывод: спасение мира от растворения в китайской цивилизации состоит во внедрении в китайскую элиту идеологии Запада, которую принесут не миссионеры, не марксисты, а только западные техника и технологии.

Всего же я был участником нескольких десятков международных конференций, симпозиумов, семинаров и различных международных совещаний. В составе научных и партийных делегаций посетил Болгарию, Венгрию, ГДР, Польшу, Монголию, Кубу, Вьетнам, Чехословакию…

В качестве члена советской делегации участвовал в работе четырех конференций Европейской ассоциации китаеведов в Италии, Швейцарии, Англии, Германии.

Пожалуй, самой крупной международной конференцией, в которой я участвовал как член делегации СССР, была IV сессия Конференции ООН по торговле и развитию – ЮНКТАД, состоявшаяся в 1976 г. в столице Кении Найроби. В этой конференции участвовали делегации 139 государств, 28 межправительственных, 14 неправительственных организаций, а также других учреждений ООН – всего около 3 тыс. участников. На пленарных заседаниях выступили 157 делегатов; одновременно работа шла в пяти официальных переговорных группах, в делегациях, согласительных комиссиях. Это был гигантский переговорный комбинат. В течение мая неумолчный многоязычный гомон сотрясал Найроби. Жаркие дискуссии велись месяц, а в последние дни круглосуточно. Политические споры велись в треугольнике: развивающиеся страны – развитые страны Запада – социалистические государства. Китай не входил ни в одно объединение. Китайская делегация поддерживала основные требования развивающихся государств, но не брала на себя никаких обязательств, активно критиковала «две сверхдержавы».

Я выступал на сессии в качестве руководителя группы социалистических стран, которая должна была подготовить документ об общих позициях этих стран. В итоге делегации СССР, БССР, УССР, НРБ, ВНР, ГДР, Республики Куба, МНР, ПНР и ЧССР в «Совместном заявлении социалистических стран на сессии ЮНКТАД» впервые изложили в официальном документе ЮНКТАД (ТД 211) свои общие принципиальные позиции по важнейшим проблемам международных торгово-экономических отношений.

Работа ЮНКТАД-IV показала, что международные экономические проблемы все в большей мере становились предметом обостряющейся борьбы различных групп государств. Советский Союз и Китай не смогли в полной мере встретить этот вызов. Общеполитический курс обеих стран в отношении развивающихся стран был в основном подчинен задачам «холодной войны», слабо учитывал их специфику, выгодные Западу повороты в политике; в наших концепциях присутствовал перебор «революционности» и идеологии в ущерб экономической целесообразности. Не уделялось необходимого внимания укреплению экономических позиций государств на мировом рынке. Относительная слабость экономик СССР и КНР, помноженная на мизерные доли их участия в мировом экономическом обороте, подрывала авторитет политических деклараций, ограничивала возможности реального воздействия на расстановку сил в мире.

* * *

Работая в группе консультантов по вопросам внешнеэкономических связей социалистических стран, я не прекращал научных исследований по Китаю. В 1971 г. вышла в свет моя монография «Вопросы преобразования национального капитала в КНР» (435 стр.), в 1974 г. – вторая монография «Государственный капитализм в КНР» - псевдоним В.Ванин. На эту книгу были опубликованы 5 рецензий. Были напечатаны мои книги «Доходы капиталистов и выкуп средств производства национальной буржуазии в КНР» и др.

Одновременно я занимался подготовкой докторской диссертации. Руководство отдела относилось к таким затеям неодобрительно, никаких поблажек не предоставлялось. Тянуть две телеги одной лошади было тяжело.

В 1975 г. диссертация «Преобразование национального капитала в КНР (Вопросы теории и практики)» была подготовлена. Как правило, сотрудники отделов ЦК КПСС защищали свои работы в Высшей партийной школе или в Академии общественных наук при ЦК КПСС. Я решил, что будет основательнее, если я получу «университетскую степень» и обратился в Alma mater – в МГУ. Я знал, что многие ученые Московского университета со снисходительной настороженностью относятся к научным увлечениям партноменклатуры. Вместе с тем, на факультетах общественных наук толпилось немало догматиков. Надо было проплыть между Сциллой и Харибдой. К этому времени общий объем публикаций моих книг, брошюр и статей составил более 70 п.л. (более 1100 стр.), что считалось и ныне считается вполне достаточным для доктора наук. Некоторые мои работы были изданы за рубежом, переведены и опубликованы на английском, французском, немецком, испанском, арабском, польском, чешском, болгарском, монгольском языках.

В диссертации были использованы уникальные китайские материалы (80 таблиц), рассматривались общие и специфические

1 2 3 4 5 6 7

В. И. Шабалин доктор экономических наук, главный научный сотрудник идв ран, Чрезвычайный и Полномочный Посол ( в отставке) материал к интервью

Похожие: