Изучение этой сложной и противоречивой эпохи по методологическим лекалам прямых врагов Русского государства, то же самое, что изучать историю Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. по страницам геббельсовской газеты «Фёлькишер беобахтер».
Увы, но мы должны признать: история России этого периода, в основном, изучается документам, созданным в логове её врагов. Степень исследованности собственно русских материалов представляется весьма низкой, огромный их массив наших источников до сих пор даже не опубликован. В их числе посольские документы, письма Ивана Грозного в Польшу, переписка русских бояр с польскими панами рад и т.д. Поэтому и не стоит удивляться, что отдельные истории Родины воспринимаются – и совершенно незаслуженно! – с чувством стыда.
Для разоблачения мифов об Иване Грозном нам необходимо прояснить некоторые особенности духовно-политического развития Русского государства в годы предшествующие его правлению, или как поётся в песне на стихи Л. Ошанина: «Издалека долго…».
«Издалека долго…»: социально-экономический аспект
С 1480 г., на стыке европейского и восточного миров, росло и развивалось новое государство – Московское княжество, иначе говоря, Россия.
За время княжения Ивана III (1462-1505) и Василия III (1505-1533) страна увеличилась в 6 раз, а численность населения выросла с 2-3 до 7млн. В 1478 г. к Московскому княжестве был присоединён Новгород, в 1510 – Псковское княжество, в 1514 г. возвращён захваченный ранее литовскими феодалами Смоленск, в 1521 г. присоединено Рязанское княжество.
В начале XVI в. можно заметить рост ремесленного производства. Постепенно крупные промыслы начинают работать на рынок: солеварение, выплавка железной руды, строительство каменных зданий, лесной промысел, производство поташа (золы из растений). Развивались торговые отношения. Если в XV в. торговля осуществлялась на местных рынках, то в XVI в. появляются уездные рынки. С торговлей зарождалось купеческое сословие. Вместе с ними этой деятельностью занимались феодалы и монастыри. Формируется специализация регионов и, соответственно, появляются ростки общероссийского рынка. Из центра и южных районов на север везли хлеб; из северо-восточных регионов, Новгорода и Среднего Поволжья – пушнину, рыбу, соль; Устюжна, Тихвин, Белозерский край и Карелия снабжали страну металлом; сукном славились в Можайском уезде, Ржеве, Вологде; товарная деревообработка была развита в Калуге и Твери. Ремесленники, объединяясь в артели, работают уже не на заказ, а на рынок. Однако товарно-денежные отношения оставались слабыми.
Освободившись от ханской зависимости, Россия лицом к лицу встала перед новыми вызовами времени. Сохранялась угроза крымских набегов с юга и волжских татар с востока. Из-за неурегулированных отношений, связанных с потерей земель некогда существовавшего Древнерусского государства и перешедших под контроль Великого княжества Литовского (далее ВКЛ), Швеции, Польши, Венгрии и Крымского ханства, затруднены были торговые контакты с Западом. Государство на рубеже веков оказалась в тисках враждебных государств. Эти государства, не имея сил для завоевания или расчленения России, тем не менее, могли осуществлять её эффективную блокаду, а подчас и предпринимать скоординированные наступательные действия. О продвижении на Запад, к морским торговым путям можно было и не мечтать. Западные соседи в качестве посредников, скупая дешёвые русские товары получали большую прибыль, но не допускали Россию к самостоятельному мореплаванию.
Торговые пути, ведущие в восточные страны, контролировались Казанью и Астраханью. По два раза в год были набеги кочевников. Русские рабы продавались на рынках крымского ханства и Турции едва ли не по бросовым ценам. К сказанному следует добавить, что в 1569 г. произошло слияние ВКЛ с Польшей и, на условиях польской стороны, образовалось могучее государство Речь Посполитая.
С каждым годом геополитическое положение страны ухудшалось, что вынуждало государство вести беспрерывные войны.
Развитие страны происходило в сверхэкстремальных условиях. Росло население, а соответственно происходило уменьшение крестьянских наделов. С 1520 г., когда был зафиксирован первый в XVI в. скачок цен на хлеб, далее рост цен происходил постоянно. Крестьяне, в расчёте на занятость в торговле или ремеслах, начинают уходить в города.
Первый раз летописи фиксируют голод в центральных районах в 1526: «глад велик зело, множество людей маломощных з голоду мерло». Далее голодные годы следуют регулярно. До середины века год от года становилось всё хуже и хуже.
В 1524 г. «зима добро студена и стояла до Троицына дня (24 мая)». Годом позже была засуха с мая до середины августа, «земля горела» и «не родилось никакое жито». На следующий год опять был неурожай.
22 сентября 1528 г. выпал снег на «две пяди» и лежал полтора месяца. Летом следующего года ветром сносило хоромы; бури и грозы погубили урожай. В 1533 «великое бездожие», выгорело множество сел. В 1536 и 1537 гг. из-за гроз сгорели почти полностью Ярославль и Тверь. В 1541 г. остервенела саранча, «поела жито, ярь и траву, коренья выгрызала», был голодный год. В 1546 г. в Москве с сентября лежал глубокий снег. На следующий год уже весной пришла «засуха великая» и даже «суда на Москве реке обсушило» В 1548-1549 голод охватил все северные районы страны. «Людей с голоду мерло много», лаконично сообщает летопись о событиях на северной Двине.
В 1552-53 гг. в Новгороде и Пскове от голода и эпидемии погибло не менее тридцати тысяч человек, по данным некоторых летописей даже 280 тысяч человек. Согласно Татищеву, в это время «в Новгороде (пятинах) и Пскове умерло от мора 500000 человек». В 1556-57 гг. голод охватил северное Заволжье, затронул и центральные регионы. «Бысть глад на земли, по всем московским и по всей земли, а больше Заволжье все: во время жатвы дожди были великие, а за Волгой во всех местах мороз весь хлеб побил; и множество народа от глада изомроша по всем городам»37.
К середине XVI века земельные резервы для запашки полностью исчерпаны. Исследования С. А. Нефёдова показали, что возможности для экономического роста Московского государства были израсходованы в первой трети XVI века: «Обширные пространства Московии производили обманчивое впечатление – в действительности суровый климат и бедные почвы приводили к тому, что многие районы не могли прокормить свое население»38.
Земля становится самым ценным ресурсом для элиты, которая стремится закрепить её в собственность, растёт налогообложение, а уровень потребления падает. Плодородные земли, лежащие южнее Оки, были отсечены «Диким Полем», где хозяйничали крымские татары и ногайцы.
Русское население не могло рассчитывать на прибавочный продукт из колоний и на какие-либо экспортные возможности ремесленной промышленности. Надежды простого человека были связаны с созданием сильного и эффективного государства, которое могло взять на себя функции защитника общества, распределителя прибавочного продукта в соответствии с принципами социальной справедливости, построением хорошо оснащённой армии.
Вплоть до конца XV в. Москва не была центром ремесла и торговли, культуры или национального сопротивления Золотой Орде. Однако ещё со времён Ивана Калиты (1325-1340) она стала центром духовно-политического притяжения. Московских князей всегда привечали ханы, выделяя им татарские полки для усмирения политических конкурентов. В Москве был престол митрополита Русской Православной Церкви. Но самым ценным политическим капиталом Москвы был строгий порядок и дисциплина в рядах аристократических кругов.
Политическая элита Московского княжества на протяжении XIV – XVІ вв. подвергалась глубокой трансформации. Приблизительно на протяжении полутора веков, удельные князья – наследники Рюриковичей, обладали высшим титулом, должностью, были владельцами самостоятельного миниатюрного государства. По мере возвышения Москвы как центра объединения русских земель статус удельных князей постепенно снижается. Московский князь – от Ивана Калиты (1325-1340) до Василия ІІІ (1505-1533) – не желал видеть в подвластных им землях отдельные княжества, расценивая их как потенциальный источник сепаратизма. Князья, в борьбе с усиливавшейся центральной властью, как правило, опирались на военные ресурсы подвластных им княжеств. Перед наследниками Калиты стояла задача – ликвидировать систему княжений, оборотив их владельцев в служилое сословие.
Сразу обрушить систему уделов было невозможно, т.к. они составляли становой хребет военной организации нового государства. Поэтому борьба была длинной и долгой, завершившись только при Иване Грозном. Антиудельная политика была основным стержнем внутриполитической борьбы, начиная со второй половины XV века. Князей отправляли на плаху в ходе подавления мятежей, лишали княжеств, переводили в служилое сословие, принудительно заставляли выполнять обязанности воевод великокняжеского войска.
При Василии III удельным князьям запретили жениться, до тех пор, пока у великого князя не родится наследник. А у того, как на грех, в первом браке «чадородия» не было. Лишь в 1530 г., от брака с Еленой Глинской, у него родился сын, будущий великий князь (1533 г.), а затем и первый русский царь (1547 г.) Иван IV Васильевич Грозный. Почти все братья Василия III умерли, не познав радостей семейной жизни. Лишь у Андрея Ивановича в 1533 г. родится двоюродный брат Ивана Грозного – Владимир Андреевич Старицкий.
В этой ситуации у княжеской аристократии было три варианта поведения:
– сопротивление политике диктата Москвы. Этот путь был самоубийственен и ни один из князей, избравший его, не уцелел;
– признание политического лидерства московского князя при сохранении земельных владений и части прав: отправление правосудия, взимание налогов, возможность владение вотчиной на правах частной собственности. Однако, в случае опалы, сохранялась угроза потери вотчины «на государя»;
– придворная карьера на должностях воевод и наместников, с получением за службу земли – в собственность или в пользование. Нередко князья совмещали второй и третий путь.
Формируя социальную базу, московские князья прибегали к раздаче вотчин и поместий, вводили в свой ближний совет – Боярскую думу – князей на правах бояр. Отдельные княжеские фамилии (старомосковские, суздальские, ростовские, ярославские и пр., а также потомки правителя Литвы Гедимина – Гедиминовичи) могли получать в думе значительное представительство. В 1530-е гг. в Боярской думе было в разное время 12-15 бояр и два-три окольничих. Число князей-вотчинников, потомков удельных князей, т.н. княжат, в думе в иные годы превышало половину общего состава думы39.
В общей сложности, по родственным и территориальным отношениям, было восемь княжеских кланов: князья тверские, рязанские, суздальско-нижегородские, ярославские, углицкие, белозерские, стародубские, галицкие.
Вотчины бояр-княжат представляли собой небольшие полусамостоятельные государства.
Кроме Боярской думы, исключительную роль в системе управления Русским государством, играл Государев двор. На вершине Государева двора стояли члены Боярской думы, ниже – «служилые» (удельные) князья и титулованная знать, занесённая в княжеские списки. На третьем месте стояло нетитулованное старомосковское боярство.
К политической элите относились и «дети боярские» (потомки младших членов княжеских дружин – «отроков» – или же измельчавших боярских родов), получавшие в пользование на время службы у великого князя или вотчинника надел земли. По статусу «дети боярские» были выше дворян. Первое поместье было дано Иваном Калитой в 1328 г. некоему ростовчанину Бориско Воркову, которого можно признать первым русским помещиком40.
Представление о мощи российской аристократии времен Ивана IV могут дать подлинные документы Государева двора середины XVI века. К знати принадлежали, прежде всего, те кланы, которые проходили службу при дворе по княжеским спискам и были представлены в Боярской думе. Можно установить, что в середине XVI в. четыре княжеских дома (Суздальский, Ростовский, Ярославский и Стародубский) имели 17 представителей в Боярской думе. 142 дворянина служили по особым княжеским спискам, а всего по дворовым спискам служили 289 лиц из названных фамилий41.
Боярство стремилось к сохранению любой ценой власти, которой оно обладало в период раздробленности.
Удельный князь в своей вотчине был почти абсолютным сувереном, здесь он правил самовластно. В его ведении был сбор податей, суд. Он формировал собственный удельный двор, со своими боярами и служилыми людьми. Эти владения, как правило, были освобождены от государственных податей. Чиновники великого князя не имели к нему права свободного въезда. Исполняя роль наместников, вотчинник подчас сам исполнял функции чиновника, получая «кормления» во многих землях. Учитывая слабую управляемость территорий, наместники фактически воспроизводили раздробленную Русь, играя роль самовластных правителей на местах.
В монгольскую эпоху великий князь и бояре перед лицом Золотой Орды были едины. Особой сплочённостью отличалось московское боярство. Именно эта сплочённость и суровая дисциплина, при поддержке московского митрополита, позволила московскому князю стать «своим» не только перед ханом, но в глазах всего русского боярства.
Однако после распада Золотой Орды, когда функции хана перешли к великому князю, бояре стали больше и больше проявлять себя как самостоятельная социальная группа. Как верно подметил А. Тюрин: «В XVI веке феодальная аристократия превратилась в паразита. Продолжая присваивать прибавочный и даже часть необходимого продукта, создаваемого производящими слоями населения, она мало что давала взамен в области управления. Мало что хорошего. Родовая аристократия, вставшая толстым посредническими слоем между верховной властью и производящими слоями населения, лишь увеличивала издержки управления, а то и просто вносила в него хаос»42.
Знатные люди, в стиле польской шляхты, нередко грабили соседние сёла, убивали сельских жителей. Как писал Н. П. Павлов-Сильванский: «…бояре и их слуги бьют, грабят, соромят жен, избивают княжеских судей и расплачиваются за эти преступления только денежным штрафом». А И. Е. Забелин заметил, что даже в столице Москве «…бывали такие боярские дворы, мимо которых, как мимо двенадцати дубов соловья-разбойника, не было обывателям ни проезду, ни проходу»43.
В. В. Аверьянов также отметил о полной вседозволенности боярской олигархии, которая, в сотрудничестве с крымскими татарами, наладила поставку русских рабов на невольничьи рынки Крыма и Турции44.
Широко распространялось «закладничество», когда крестьяне, вследствие социальной беззащитности перед боярами, вынужденно шли под их власть, отплачивая получение куцых гарантий потерей своей независимости. В холопы вынужденно обращались не только крестьяне, но и служилые люди.
Вместе с тем, боярская верхушка, в целом была не против централизованного государства. Напротив, она боролась за сохранение центрального государственного аппарата, который был гарантом сохранения её привилегий.
Однако государственный аппарат, функционировавший на основе Судебника 1497 г., действовал только в интересах бояр-княжат. Судебная система находилась под полным боярским контролем и у «правдолюбца» шансов решить личную проблему, затрагивавшую интересы власть имущих, практически не было. Низший суд на местах, разделённых на судебные округа-«губы», проводился под председательством самого боярина-кормленца. Суд по особым делам возглавлял также боярин, а боярский суд, докладывавший дела великому князю, проходил под председательством главы Боярской думы.
Но даже и эта крайне несовершенная судебная система охватывала не всю территорию страны: боярская вотчина находилась вне великокняжеской юрисдикции.
К середине XVI в., присваивая не только прибавочный, но и часть необходимого продукта, боярская аристократия превратилась в паразита. Используя возможности центрального госаппарата, бояре активно боролись за сохранение своей доли в общественном потреблении. Всю свою дезинтегрирующую силу бояре продемонстрировали сразу же после отравления Елены Глинской, матери Ивана Грозного, в 1538 году. Но и после воцарения Ивана Васильевича в 1547 г., бояре были готовы только к роли всевластной олигархии контролирующей послушного и слабовольного царя.
Фигуре великого князя постоянно грозило превращение в номинального правителя, некое подобие того, что, в конце концов, произошло в Польше. Там шляхта отняла какую-либо тень самостоятельности не только у своего короля, но и у всех прочих сословий, что и привело государству к анархии. В условиях геополитических угроз, при ограниченных ресурсах, в России подобные вольности грозили общенациональной катастрофой. Государю необходимо было опереться на мощные социальные структуры для противодействия своеволию бояр-олигархов.
В социально-экономической сфере выбор был, в общем-то, невелик. Во-первых, прямая поддержка социальных низов. Во-вторых, опора на служилое сословие – дворянство. Но и те, и другие не обладали достаточными финансовыми и материально-техническими ресурсами, чтобы противостоять боярским кланам.
Однако крепнущее самодержавие пользовалось поддержкой Русской Православной Церкви. Это был мощный государственно-политический институт, на котором замыкались духовные нити связывающие русский народ в единое целое. Православные монастыри являлись крупнейшими землевладельцами. В собственности у церкви были и города – Алексин и Гороховец. Церковь с золотоордынских времён не платила налоги и таможенные подати. В её руках находились соляные и рыбные промыслы. Монастыри были пионерами в колонизации плохо заселенных русских земель. Монашеские иноки вели аскетический образ жизни и жили трудом своих рук. Нередко обители основывались на пересечении торговых путей, что содействовало их обогащению. К таким монастырям можно было отнести Кирилло-Белозерский и Иосифо-Волоцкий. Последний располагался на древнем торговом пути «из варяг в греки». Монастырские земли притягивали к себя крестьян. Здесь они находили защиту от произвола боярской аристократии. Поэтому эти земли быстро обрастали сельскими поселениями.
На церковные богатства и земли бояре-княжата не могли не посматривать без ревности.
Не есть власть, если не от Бога
И самодержавие, и боярская аристократия как сложившиеся в ходе исторического развития страны, социально-политические институты, имели друг перед другом различное видение её будущего. Социокультурное самоопределение групп выражалось в их идеологических установках. Иными словами, в средневековой России, каждая из групп должна была выразить своё отношение к формам взаимодействия Русской церкви и государства.
Со времени принятия христианства власть великого князя стояла на фундаментальной идее богоустановленной власти. Уже Владимиру Святославовичу (980-1015) первые русские епископы говорили: «…ты поставлен еси от Бога на казнь злым, а добрым на милование». Эту идею наследовал митрополит Илларион в общении с Ярославом Мудрым (1019-1054): «…добр же зело и верен послух сын твой Георгий, его же сотвори Господь наместника по тебе твоему владычеству». Если Владимир и Ярослав могли усвоить идею богоустановления великокняжеской власти, то при удельном княжении политический правопорядок не был для её развития благоприятным. Однако Русская церковь продолжала гнуть свою линию. Митрополит Никифор в одном из своих посланий к Владимиру Мономаху (1113-1125) писал, что князья «…избрани бысте от Бога и возлюблени бысте Им»45.
Постепенно, шаг за шагом, Русская церковь формулировала все стороны взаимоотношений между государством, духовенством и обществом.
Во-первых, наряду с проповедью идеи богоустановленной власти, духовенство усиленно учило и принципу почитания всяких властей.
Во-вторых, был сделан вывод ответственности богоустановленной власти не только перед людьми, но и перед Богом. Эту мысль, а фактически цитату римского императора Константина (272-337 гг. н.э.), юридически закрепил Ярослав Мудрый в предисловии к «Русской Правде»: «…послушайте и внушите вси судящии земля, яко от Бога дастся вам власть и сила от Вышняго. Давый бо вам власть Бог истяжет скоро ваши дела и помыслы испытает, яко служители есте царствия, ти не судисте право».
В-третьих, богоустановленная власть великого князя не может давать какие-либо преимущества перед подданными – на деле власть для князя является бременем. «Возненавидь, господин, всякую власть, – писал Кирилл Белозерский великому князю Василию I Дмитриевичу, сыну Дмитрия Донского, – влекущую тебя ко греху, непреложным имей благочестивый помысел и не величайся, господин, временной славой в суетном высокомерии: мала ведь и кратка здешняя жизнь, и с плотью сопряжена смерть. И ты думай об этом, и не упадешь в ров гордости»46.
В-четвёртых, великий князь обязан был заботиться об интересах Русской Православной церкви: ограждать народ от соблазнов и хранить чистоту веры.
В-пятых, несмотря на богоустановленность земной власти, Русская Православная церковь до своего раскола не принимала её действия в абсолютном значении. Митрополит Кирилл (1242-1281) разделял два вида князей перед Богом: праведных и неправедных. Таким образом, неправедные действия князей попадали под безусловное осуждение Русской церкви.
На этой особенности отношений государства и церкви необходимо остановиться несколько подробнее, что поможет выявить некоторые дополнительные напластования в духовном мироощущении русских людей в последующие периоды истории. Иван IV осознавал, глубоко усвоил греховность неправедных действий властителя. Эту особенность мироощущения первого русского царя не вполне усвоили его наследники. Раскол Русской Православной церкви, который произошёл спустя семь десятилетий после его смерти, иногда преподносится как некое заурядное событие, в череде других событий, которое, дескать, оказало в целом благотворное влияние на развитие России. В перечисленных «достижениях» раскола упоминается отмена решений Стоглавого собора 1551 г., введение упорядоченности в богослужениях, крещение тремя перстами, возникновение условия для подготовки будущих реформ и т.п. Это далеко не полный перечень сомнительных «достижений». Что же потеряли русские люди в отношениях между церковью и государством, т.е. то, что имело место при Иване Грозном?
Спустя более трёх столетий можно зафиксировать следующее:
– закрепилась идея безоговорочного подчинения любой власти и любому её действию. Отсюда был только один шаг к оправданию крепостничества, материальному вещизму, распространению во власти бездуховности и безнравственности и пр.;
– произошла полная расправа над самостоятельностью церкви;
– в русском обществе исчезла идея Страшного суда, имевшая не мифологический, а глубоко нравственный смысл. Православные люди при Иване Грозном готовили себя к вечной жизни, а никониане связывали себя, как правило, только с земными нуждами. Не случайно одним из первых хулителей Ивана Грозного стал патриарх Никон47. В дальнейшем Пётр І освободил государственную власть от всех религиозно-нравственных норм.
Автор настоящих строк выделил пять признаков взаимоотношений между властью, церковью и народом, но, конечно же, только ими сущность русской христианско-политической теории в XVІ веке далеко не исчерпывалась. Она дополнялась и развивалась на соборах Русской Православной церкви, в посланиях монахов и т.д. Иерархи Православия утверждали, что от Божьего суда не спасёт ни духовный сан, ни власть земная. Власть на земле установлена Богом, а её носители призваны утвердить Божественную правду, действовать во благо христиан, чтобы люди не гибли по чьей-то прихоти или от неправедного правления. Отсюда вытекала одна из важнейших особенностей этого учения относящаяся к месту великого князя в политической системе общества. Преподобный Иосиф Волоцкий (ум. 1515 г.) определял его роль как прямого посредника между Богом и людьми. Поэтому представители высшей государственной власти или власть земная, как утверждал он, являются зримым воплощением Божественного Промысла. Само государство, по мнению Иосифа Волоцкого, являлось средством к достижению цели человеческой жизни – спасению души.
К середине XV века, ко времени падение Константинополя (1453 г.) в Русском государстве не было сформировано представление о переходе центра Православия в Москву. Однако подписание греческими епископами в июле 1439 г. Флорентийской унии на условиях признания Православной церковью латинской догматики и главенстве римского папы, поколебали в глазах русского духовенства авторитет греков как Православных учителей.
Злополучная Флорентийская уния, катастрофа Константинополя привели к тому, что русское духовенство сочло необходимым подчеркивать свою Православную добродетель по сравнению с греческой. Симеон Суздалец, участник Флорентийского собора и отвергший его решения, в своей «повести» говорил, что «в Руси великое православное христианство боле всех». Ещё не резко, но достаточно отчётливо Симеон высказал три идеи: русское Православие есть большее и высшее, чем греческое; русский народ призван занять первенствующее положение в Православном мире вместо греков; русский государь должен заступить в Православной церкви место византийского императора48. Последнее особенно примечательно тем, что в Москве очень хорошо помнили, что в 1393 г. константинопольский патриарх писал Василию I Дмитриевичу, что «невозможно иметь церковь и не иметь царя»49.
Уже при прадеде Ивана Грозного, Василии II (1425-1462), у русских священников созрела идея перехода в Москву священных прав и обязанностей павшей Византийской империи,
После освобождения Москвы от власти Золотой Орды (1480 г.) идея царского титула стала более привлекательной. Церковь к независимости оказалась готовой ещё раньше. В 1461 г. посвящение в митрополиты Феодосия (1461-1464), произошло без согласования с константинопольским патриархатом. Феодосий преемника выбрал себе сам. Им оказался митрополит Филипп (1464-1473). Попытки константинопольских патриархов восстановить прежний порядок рукоположения митрополитов в Москве были отбиты при поддержке великого князя Ивана III Васильевича (1462-1505). Отказ от общения с греками-отступниками от Православной веры мотивировался не только падением Константинополя, Флорентийской унией, но и «порчей» их нравов. Приблизительно в 1470 г. эту мысль выразил (около 1470 г.) великий князь Иван III Васильевич: «Большие церкви Божии соборные… турецкий царь в мечети обратил, а которые церкви оставил патриарху», на «тех крестов нет, ни звону нет – погост без звону», отсюда им был сделан вывод, что «православие уже изрушилося»50.
В 70-х гг. XV в. великий князь и Русская Православная церковь в утверждении новых взаимоотношений, несмотря на отдельные личные недоразумения, идут рука об руку. В Московском Кремле возводится Успенский собор, как символ могущества нового христианского государства приближающегося к своей полной независимости. Идея наследования прав византийских императоров московским князем находит реальное обоснование в женитьбе Ивана III в 1472 г. на племяннице последнего греческого императора Константина XII Палеолога, погибшего в 1453 г. при взятии Константинополя, Зое Палеолог, переименованной в России в Софью. Во время похода хана Ахмата в 1480 г., митрополит Геронтий (1473-1489), вместе с архиепископом Вассианом, когда Иван III проявил попытку восстановить даннические отношение с Ордой, смог заставить оробевшего князя пойти на театр войны. Князь повиновался, но вскоре в Москву поступили сведения, что Иван III готов просить у Ахмата мира. Тогда Геронтий и Вассиан отправили к князю два специальных послания. В одном из них архиепископ Вассиан освободил великого князя от верноподданнической клятвы хану: «…и мы прощаем, разрешаем, благословляем тебя идти на Ахмата не как на царя, а как на разбойника, хищника, богоборца…»51.
В России рождается идея Руси как Третьего Рима. Автором этой идеи стал Димитрий Герасимов, новгородской священник, которого направил в двухлетнюю командировку в Италию Новгородский архиепископ Геннадий. Из уст Герасимова и зазвучала впервые на Руси теория о переходе на неё всемирной миссии Первого Рима через Второй Рим, павший Царьград, на Русь, как на Третий Рим. В ближайших поколениях эта формула нашла своих вдохновенных проповедников, излагающих этих идеи властителям.
По версии В. С. Иконникова, изложенной им в 1869 г., игумен Елеазарова монастыря Филофей в Первой редакции послания великому князю Василию III будто бы изложил концепцию «Москвы – Третьего Рима». Согласно взглядам Филофея, прежде существовало два мировых христианских центра: древний Рим, а затем Константинополь. Оба Рима пали из-за отказа от истинного христианства. Москва, рассуждал Филофей, «избрана Богом и является единственным законным наследником древнего Рима». По версии других историков, эта концепция, возможно, была изложена митрополитом Зосимой в 1492 году. Однако согласно точке зрения Н. И. Ульянова, политическая идея Москвы как Третьего Рима в реальности восходит к общественно-политической обстановке царствования Александра II, когда решался т.н. «восточный вопрос». Так или иначе, но концепция «Москва – Третий Рим» официальной идеологией молодого Русского государства не стала, получив распространение в первой половине XVI в. только в Новгороде и Пскове.
Собственно в Москве, к середине XVI в. авторитетом пользовались идеалы Москвы, как «второго Иерусалима» и Руси, как «нового Израиля». В духовно-политической жизни элиты эти образы стали ведущими, т.к. опирались на ветхозаветную традицию и свидетельствовали о богоизбранности правящей династии. Во Второй редакции Послания великому князю Филофея, появившуюся не позднее 80-х гг. XVI в. духовный поиск русских мыслителей венчает не просто «идеал-образ» «Святой Руси», но и как реальное существование Русского государства, Русской Православной церкви и русского народа52.
Однако в конце XV в. до «Святой Руси» было ещё целое столетие. А пока Русь осталась единственным в мире независимым Православным государством, единственным защитником Православной веры и Православных людей во всём мире. Для русского сознания смысл свершившихся исторических событий виделся совершенно конкретно – Господь избрал Русь для осуществления на земле неких предопределений. Москва всё больше и больше начинает осознаваться как центр мировой центр. Духовные и светские мыслители приступили к тяжелейшей духовной работе по поиску места Русского государства в мировой истории. Духовную закалку русские с честью выдержали, преодолевая деятельность жидовствующих.
Жидовствующие
Не всё было спокойно и безоблачно в отношениях Русской Православной церкви и рождающейся самодержавной властью.
В начале 70-х гг. XV в., после предварительной и тщательной подготовки, на Русь проникает ересь жидовствующих. Русь до этого знала ереси богомильства и стригольничества, но новая ересь оказалась исключительно опасной для Православного государства. Целью жидовствующих, которые имели свои секты по всему миру, являлось уничтожение христианства как религии. Жидовствующие на публике никак не проявляли свою ненависть к христианству, рассчитывая постепенно разрушить его изнутри. Проникновение ереси началось с Новгорода, куда в 1470 г. в свите киевского князя Михаила Олельковича под видом купцов прибыли три еврея: Схария, Моисей Хануш и Иосиф Шмойло Скарабей.
Тайная агитация иудаизма облегчалась слабым знанием Святого писания новгородскими священниками, а также и то, что их пропагандистская литература была замаскирована под толкование Ветхого и Нового заветов. Создавая секту жидовствующих в Новгороде, с учётом печального опыта ереси стригольников, чья секта на Руси к тому времени была изведена полностью, Схария выполнял задание одного из международных иудейских центров. К подготовке и выполнению своего задания жидовствующие подготовились весьма тщательно. Иудейская писанина (Пятикнижие Моисея – Тора, сочинения Анан бен Давида, Моисея Маймонида, труды по еврейской каббале, астрологии и другим оккультным наукам) была переведена на живой разговорный русский язык. Аналогичные проделки были проведены с некоторыми частями Библии. Правда в отдельные части «трудов», нагловато адаптированных с еврейского на русский язык, попали некоторые лексические образования, указывающие на их происхождения в Литовской Руси.
Пробыв в Новгороде всего год, три иудейских конспиратора сколотили и оставили в церковной элите Новгородского княжества хорошо законспирированную и обученную агентуру численностью в 33 человека, из них 27 составляли священники, дьяконы, их ближайшие родственники.
Жидовствующие отрицали видимую церковь, монашество, культ икон и мощей, посты, все священные предметы, службы и обряды, праздники, одним словом – все христианские догматы. Особую ненависть у жидовствующих вызывали монахи. Параллельно еретики учили соблюдать закон Моисеев, хранить субботу и праздновать иудейскую пасху.
Как сектанты, жидовствующие соблюдали строжайшую конспирацию, стремились к проникновению в высшие слои светской власти и духовенства, При вступлении обязательно соблюдали ритуал, включавший обряд осквернения Русских Православных святынь.
В 1480 г., в период освобождения от золотоордынской зависимости, жидовствующим удаётся проникнуть в Москву, в Кремль. Здесь им удалось вовлечь в свою организацию видных политиков из окружения Ивана III. В их число попали священники главных соборов Кремля, руководитель русской внешней политики дьяк Фёдор Курицын (ум. в 1500 г.). Распространению ереси содействовала сноха Ивана III – Елена Волошанка, уроженка Молдавии, с 1490 г. ставшая вдовой. Только в 1487 г. Новгородский архиепископ Геннадий, смог довести сведения о существовании тайной организации митрополиту Геронтию, а затем и великому князю.
Геннадий Новгородский, рассказывая о расследования ереси в послании Иоасафу Ростовскому, писал: «…ни при одном в Царьграде не было иудейской и еретической дерзости». Источником сведений для него стал «… их товарищ, поп Наум. Да и псалмы ко мне принёс, составленные ими по иудейскому образцу, и те псалмы я послал к митрополиту же со следственными делами». Рассказывая об их поведении, митрополит свидетельствовал, что ложь еретиков исходила из иудейских наставлений: «Когда же мы тех еретиков велели перед собой поставить, все они стали запираться во всех обвинениях да начали бесстрашно клясться, называя себя православными христианами»53.
По указанию Ивана III несколько еретиков были арестованы и наказаны кнутом за надругательство над иконами. Но покровители жидовствующих не допустили осуждения ереси как таковой. Более того, в 1490 г. им удалось поставить «своего» митрополита Зосиму (1490-1494).
|
